среда, 13 августа 2014
Прошло уже много времени с тех пор, как мне пришлось покинуть станцию. Я вернулся в город. Мои дела идут хреново, но я все же надеюсь, что все изменится. В лучшую сторону.
Сегодня я ехал домой на велосипеде, специально выбирая такой маршрут, по которому еще не ездил. Через городской парк, заросший кленом. Сначала по тротуару, объезжая прохожих, потом свернул на узкую тропинку и поехал среди деревьев. В этом районе люди выглядят как-то иначе. Как так вышло, что я столько времени провел в этом городе и ни разу не был в этом парке.
Тропинка привела через заросли к американским горкам. Странно видеть как среди деревьев из земли вырастают трубы, а потом так же внезапно уходят обратно в землю. Они похожи на гигантских механических земляных червей, которые движутся настолько медленно, что кажутся застывшими.
Американские горки наводят на воспоминание о черной рубашке и красном галстуке, которые я когда-то очень любил. Еще тогда у меня были длиннее волосы.
Рыжая девушка и ее парень. Сильный запах алкоголя и кассир, объясняющий, что работает один вагончик.
Мой папа говорит, что у одного из депутатов лицо как у дегенерата. Мне напомнил об этом один из рекламных щитов.
В какой-то момент я чувствую, что счастлив и все это доставляет мне наслаждение и радость.
Еще дорога. Автотрасса идет через промышленную зону, впереди видна огромная красно-серая полосатая труба. Мимо проезжает черный микроавтобус с тонированными стеклами. Я улыбаюсь – все это похоже на декорации фильма 90х годов. В машине наверняка сидят мрачные наемники и сейчас шутят плоские шутки перед миссией. Где-то на заводе в секретном цеху проводят суперсекретные опыты, а где-то в нескольких тысячах километров в прокуренной комнате, окна которой завешены горизонтальными жалюзи со слоем пыли перед огромными ЭЛТ мониторами, хакер с красными глазами через несколько минут взломает правительственную сеть чтобы узнать правду. Это киберпанк, детка.
Как вы думаете, какой сейчас год?
Мой друг рассказал, что дома собирает приемник. Мы не виделись с ним несколько лет. Антенну он монтирует на крыше дома. Он все расспрашивал меня о тех сигналах, что я принимал, пока работал на станции. Зачем ему все это он все равно внятно объяснить не смог.
Однажды мы с ним побывали в заброшенной военной части. Там стояла огромная параболическая антенна. Все оборудование было снято, а точнее, выломано. С особым цинизмом. Он ходил по пустым коридорам с убитым видом, в полном ступоре – настолько потрясла его картина опустошенной радиоточки.
Скоро осень, я надеюсь, все изменится. Я хотел бы, чтоб она была похожа на предыдущую.
Вчера был самый крупный звездопад за это лето. Уже темнеет. И в одном из домов в далеком городе вдвоём остались две замечательные сестры. Младшая и старшая. Уже скоро закипит у них на кухне чайник и они будут пить свой вечерний чай, сидя под желтым абажуром. Я обязательно расскажу о них. Напомните мне.
Сегодня я ехал домой на велосипеде, специально выбирая такой маршрут, по которому еще не ездил. Через городской парк, заросший кленом. Сначала по тротуару, объезжая прохожих, потом свернул на узкую тропинку и поехал среди деревьев. В этом районе люди выглядят как-то иначе. Как так вышло, что я столько времени провел в этом городе и ни разу не был в этом парке.
Тропинка привела через заросли к американским горкам. Странно видеть как среди деревьев из земли вырастают трубы, а потом так же внезапно уходят обратно в землю. Они похожи на гигантских механических земляных червей, которые движутся настолько медленно, что кажутся застывшими.
Американские горки наводят на воспоминание о черной рубашке и красном галстуке, которые я когда-то очень любил. Еще тогда у меня были длиннее волосы.
Рыжая девушка и ее парень. Сильный запах алкоголя и кассир, объясняющий, что работает один вагончик.
Мой папа говорит, что у одного из депутатов лицо как у дегенерата. Мне напомнил об этом один из рекламных щитов.
В какой-то момент я чувствую, что счастлив и все это доставляет мне наслаждение и радость.
Еще дорога. Автотрасса идет через промышленную зону, впереди видна огромная красно-серая полосатая труба. Мимо проезжает черный микроавтобус с тонированными стеклами. Я улыбаюсь – все это похоже на декорации фильма 90х годов. В машине наверняка сидят мрачные наемники и сейчас шутят плоские шутки перед миссией. Где-то на заводе в секретном цеху проводят суперсекретные опыты, а где-то в нескольких тысячах километров в прокуренной комнате, окна которой завешены горизонтальными жалюзи со слоем пыли перед огромными ЭЛТ мониторами, хакер с красными глазами через несколько минут взломает правительственную сеть чтобы узнать правду. Это киберпанк, детка.
Как вы думаете, какой сейчас год?
Мой друг рассказал, что дома собирает приемник. Мы не виделись с ним несколько лет. Антенну он монтирует на крыше дома. Он все расспрашивал меня о тех сигналах, что я принимал, пока работал на станции. Зачем ему все это он все равно внятно объяснить не смог.
Однажды мы с ним побывали в заброшенной военной части. Там стояла огромная параболическая антенна. Все оборудование было снято, а точнее, выломано. С особым цинизмом. Он ходил по пустым коридорам с убитым видом, в полном ступоре – настолько потрясла его картина опустошенной радиоточки.
Скоро осень, я надеюсь, все изменится. Я хотел бы, чтоб она была похожа на предыдущую.
Вчера был самый крупный звездопад за это лето. Уже темнеет. И в одном из домов в далеком городе вдвоём остались две замечательные сестры. Младшая и старшая. Уже скоро закипит у них на кухне чайник и они будут пить свой вечерний чай, сидя под желтым абажуром. Я обязательно расскажу о них. Напомните мне.
четверг, 17 апреля 2014
Когда мне было 15, я жил в промышленном районе. Тут в воздухе всегда висела дымка, оседавшая на грязно-желтых стенах старых домов и фабрик вместе с туманом. Через район была проложена центральная железнодорожная магистраль, от шума которой, жилые дома с двух сторон ограждала высокая стена из красного кирпича высотой в несколько метров. Стену покрывало какое-то растение, похожее на виноград, рядом в траве росли кусты шиповника. По обе стороны, прилегающая территория освещалась прожекторами с защитой из проволочного каркаса. Здесь было грязно, везде валялся мусор.
В некоторых местах стена была проломлена. Ее неоднократно пытались заделывать, заваривали стальными прутьями и листами железа, проволокой, но все делалось наспех, и проход все равно оставался. Родители запрещали мне здесь ошиваться. Но я часто возвращался домой этой дорогой, чтобы увидеть поезда и посмотреть на новые граффити.
С внутренней стороны она вся была исписана и изрисована. Новые рисунки появлялись почти на каждой неделе поверх старых. Часто я встречал там своих знакомых, расписывающих очередной метр стены. Это место было изолировано от внешнего мира и жило своей жизнью.
Но главным здесь все равно были поезда. По обе стороны от путей отходили тупиковые ветки, в которых стояли отцепленные составы и локомотивы. Гигантские и невероятно сложные механизмы, по несколько метров длиной, выкрашенные в черную краску. Целые крепости и дома на колесах. Мне всегда хотелось побывать внутри одного из них.
Иногда стояли товарные вагоны, наглухо запечатанные и с непонятной маркировкой. Через магистраль ездил самый разнообразный транспорт. Городские электровозы с битыми расцарапанными стеклами, движущиеся от станции к станции. Обычные пассажирские и грузовые поезда всевозможных моделей. А еще составы вообще непонятного назначения, длиной чуть ли не в километры. Они напоминали кусок скалы, движущиеся монолиты. При всей их массе, они двигались почти без шума. Никто не знает точно, что они перевозят и куда. Они никогда не останавливались.
Поезда грабили. Как в старые времена, рейдеры захватывали составы. Пару раз я видел большие бронированные локомотивы с прожжёнными дырами в корпусе и выбитыми стеклами. Про магистраль ходило так много историй, что трудно сказать, какие из них были правдой, а какие нет.
Один раз я попал под ливень, когда катался на скейте в парке. Мне пришлось ждать, пока он кончится, пялясь на витрины в супермаркете, и домой я возвращался уже поздно. Я пролез через сырые кусты, нацеплял на ботинки грязи, отогнул лист железа, закрывающий дырку, и пролез. С прожекторов капала вода. В их лучах крутились жирные мотыльки. Мне всегда казалось, что они откуда-то с другой планеты. Было холодно, я выдыхал маленькие облачка пара, шел быстро, придерживая одной рукой скейтборд. Мимо прогремело пара полупустых городских электровозов. До станции оставалось пройти совсем немного. Вдалеке показалась платформа.
На ней стоял какой-то странный транспорт, я видел такой в первый раз. Больше всего он был похож на трамвай, почти таких же размеров, тоже красный с желтым. О нем я слышал множество историй. Его называли по-разному, кто то звал его звездный трамвайчик, кто-то космический. Его пассажиры были самой большой загадкой на всей магистрали. Ходили слухи, что он перемещается не только по Земле. Первые истории о нем появились давно, после того, как мы начали с Ними сотрудничать. Мои родители жаловались, что с тех пор почти ничего не изменилось. Люди не стали жить лучше, не покорили космос. Не появилось никаких новых изобретений. Почти Ничего.
Я уже не шел, а бежал: видел его огни, запотевшие стекла, неясные очертания пассажиров в вагоне, холодный сине-зелёный свет внутри. Его дверь открылась и на платформу кто-то вышел. Девочка! Она обернулась, чтобы с кем то попрощаться. В дверном проеме я различил высокую фигуру, оставшуюся в тени. Она протянула руку, с бледной синеватой кожей, и дотронулась до плеча девочки. Девочка обхватила руку своей, глядя куда-то в тень, где скрывалось лицо. Двери закрылись. Трамвайчик двинулся по рельсам, быстро набирая скорость. У него действительно не было колес.
Я не успел. Мимо пронеслось несколько высоких запотевших стекол, за которыми я не смог разобрать ничего, кроме размазанных теней пассажиров. Со всех ног я бежал к платформе, пытаясь успеть за девочкой, которая направлялась к выходу. Махал ей, кричал, чтобы она не уходила. Но она не обращала на это никакого внимания и просто шла к дверям. Когда я добрался до платформы, её уже не было. Я рванулся к выходу, выбежал в переход, пробежал еще несколько метров, но нигде не смог найти ее. Она как будто растворилась в воздухе.
В некоторых местах стена была проломлена. Ее неоднократно пытались заделывать, заваривали стальными прутьями и листами железа, проволокой, но все делалось наспех, и проход все равно оставался. Родители запрещали мне здесь ошиваться. Но я часто возвращался домой этой дорогой, чтобы увидеть поезда и посмотреть на новые граффити.
С внутренней стороны она вся была исписана и изрисована. Новые рисунки появлялись почти на каждой неделе поверх старых. Часто я встречал там своих знакомых, расписывающих очередной метр стены. Это место было изолировано от внешнего мира и жило своей жизнью.
Но главным здесь все равно были поезда. По обе стороны от путей отходили тупиковые ветки, в которых стояли отцепленные составы и локомотивы. Гигантские и невероятно сложные механизмы, по несколько метров длиной, выкрашенные в черную краску. Целые крепости и дома на колесах. Мне всегда хотелось побывать внутри одного из них.
Иногда стояли товарные вагоны, наглухо запечатанные и с непонятной маркировкой. Через магистраль ездил самый разнообразный транспорт. Городские электровозы с битыми расцарапанными стеклами, движущиеся от станции к станции. Обычные пассажирские и грузовые поезда всевозможных моделей. А еще составы вообще непонятного назначения, длиной чуть ли не в километры. Они напоминали кусок скалы, движущиеся монолиты. При всей их массе, они двигались почти без шума. Никто не знает точно, что они перевозят и куда. Они никогда не останавливались.
Поезда грабили. Как в старые времена, рейдеры захватывали составы. Пару раз я видел большие бронированные локомотивы с прожжёнными дырами в корпусе и выбитыми стеклами. Про магистраль ходило так много историй, что трудно сказать, какие из них были правдой, а какие нет.
Один раз я попал под ливень, когда катался на скейте в парке. Мне пришлось ждать, пока он кончится, пялясь на витрины в супермаркете, и домой я возвращался уже поздно. Я пролез через сырые кусты, нацеплял на ботинки грязи, отогнул лист железа, закрывающий дырку, и пролез. С прожекторов капала вода. В их лучах крутились жирные мотыльки. Мне всегда казалось, что они откуда-то с другой планеты. Было холодно, я выдыхал маленькие облачка пара, шел быстро, придерживая одной рукой скейтборд. Мимо прогремело пара полупустых городских электровозов. До станции оставалось пройти совсем немного. Вдалеке показалась платформа.
На ней стоял какой-то странный транспорт, я видел такой в первый раз. Больше всего он был похож на трамвай, почти таких же размеров, тоже красный с желтым. О нем я слышал множество историй. Его называли по-разному, кто то звал его звездный трамвайчик, кто-то космический. Его пассажиры были самой большой загадкой на всей магистрали. Ходили слухи, что он перемещается не только по Земле. Первые истории о нем появились давно, после того, как мы начали с Ними сотрудничать. Мои родители жаловались, что с тех пор почти ничего не изменилось. Люди не стали жить лучше, не покорили космос. Не появилось никаких новых изобретений. Почти Ничего.
Я уже не шел, а бежал: видел его огни, запотевшие стекла, неясные очертания пассажиров в вагоне, холодный сине-зелёный свет внутри. Его дверь открылась и на платформу кто-то вышел. Девочка! Она обернулась, чтобы с кем то попрощаться. В дверном проеме я различил высокую фигуру, оставшуюся в тени. Она протянула руку, с бледной синеватой кожей, и дотронулась до плеча девочки. Девочка обхватила руку своей, глядя куда-то в тень, где скрывалось лицо. Двери закрылись. Трамвайчик двинулся по рельсам, быстро набирая скорость. У него действительно не было колес.
Я не успел. Мимо пронеслось несколько высоких запотевших стекол, за которыми я не смог разобрать ничего, кроме размазанных теней пассажиров. Со всех ног я бежал к платформе, пытаясь успеть за девочкой, которая направлялась к выходу. Махал ей, кричал, чтобы она не уходила. Но она не обращала на это никакого внимания и просто шла к дверям. Когда я добрался до платформы, её уже не было. Я рванулся к выходу, выбежал в переход, пробежал еще несколько метров, но нигде не смог найти ее. Она как будто растворилась в воздухе.
воскресенье, 30 марта 2014
Я проболел почти две недели, лежа с воспалением легких, в переполненной палате. Больницы – странное место, это можно заметить, когда идешь по коридору в дежурном отделении. Я никак не мог понять, где нахожусь. Слева и справа – люди. Кто-то сидит в бреду на полу, прислонившись спиной к стенке, кто-то застыл на лежаке. Он весь в крови с перебинтованной головой. Кто – то просто ждет, сидя на скамейке, своей очереди. Когда идешь по коридору, они смотрят на тебя. Странное чувство, я сомневаюсь в том, что жив, или что мертв. В этом коридоре, кажется, соединяются два мира. Те, кто еще жив, сидят рядом с теми, кто уже мертв.
Демонтаж оборудования. Незнакомые люди ходили по станции, отключали датчики, приборы. Цветы на окне завяли. Пока меня не было, проект закрыли. На меня никто не обратил особого внимания, когда я зашел собрать вещи. Станция умирала прямо на моих глазах. Это не было для меня неожиданностью, но я никогда не думал, что все будет именно так. Я ходил, в растерянности пиная листы бумаги, пропитанные консервирующей смазкой. Один знакомый парень из тех отдела наконец обратил на меня внимание, что то сказал и продолжил откручивать крепеж базового передатчика. Мне было грустно видеть, как пустеет станция. Я вышел на улицу с кружкой чая, наблюдая, как оборудование в деревянных ящиках грузят в зеленый ЗИЛ. На улице тепло. Снег сыпался с неба большими хлопьями, падая мне в кружку. Что дальше? Я остался без работы, и в каком-то смысле, без дома. Не знаю, вернусь ли я когда-нибудь сюда снова? Но не спешу отдавать ключи от двери.
Демонтаж оборудования. Незнакомые люди ходили по станции, отключали датчики, приборы. Цветы на окне завяли. Пока меня не было, проект закрыли. На меня никто не обратил особого внимания, когда я зашел собрать вещи. Станция умирала прямо на моих глазах. Это не было для меня неожиданностью, но я никогда не думал, что все будет именно так. Я ходил, в растерянности пиная листы бумаги, пропитанные консервирующей смазкой. Один знакомый парень из тех отдела наконец обратил на меня внимание, что то сказал и продолжил откручивать крепеж базового передатчика. Мне было грустно видеть, как пустеет станция. Я вышел на улицу с кружкой чая, наблюдая, как оборудование в деревянных ящиках грузят в зеленый ЗИЛ. На улице тепло. Снег сыпался с неба большими хлопьями, падая мне в кружку. Что дальше? Я остался без работы, и в каком-то смысле, без дома. Не знаю, вернусь ли я когда-нибудь сюда снова? Но не спешу отдавать ключи от двери.
понедельник, 24 февраля 2014
у меня есть еще неделя
Кассеты, диски, флеши, ленты, страницы, исписанные и изрисованные, фотографии. Забытые в ящиках, заложенные между листов книги, потерянные, иногда сломанные.
Я нашел у себя пару таких вещей недавно. Потерянные фрагменты прошлого, в плохом качестве. Нужно быть с ними осторожнее. Некоторые вещи опасны.
Если сравнивать то, что помнишь и то, что на записях, можно найти несуществующих людей, события и даже целые места. Иногда я думаю, было ли это вообще со мной, или я сам все придумал а потом запомнил.
Некоторое время я жил на станции с другим человеком. Теперь я снова остался один. Я нахожу чужие вещи, которые были мне хорошо знакомы. Их здесь забыли. Я не предавал им никакого значения раньше. Теперь они связывают меня с прошлым. Понемногу я начинаю от них избавляться.
Смотрю в окно. Мой папа рассказал мне одну историю. Это случилось в 1974, на службе. Он нес дежурство в ночную смену. Шел по территории части. Тогда было полнолуние. Большая чистая луна. Сначала он заметил какое-то движение в небе. Сначала он не мог понять, что происходит. Потом застыл на месте, глядя на то, как быстро уменьшается луна, превращаясь в маленькую точку. Она стала такой маленькой, что он мог с трудом ее различить, а потом начала разрастаться игнорируя свои прежние размеры, заполняя собой небо. Он сказал, что думал ему кирдык, было похоже на испытание какого-то оружия. В следующий момент папа был уже на посту. О явлении было немедленно доложено. В ответ пришло сообщение, что в радиусе сотни километров не зафиксировано ничего, что могло бы представлять опасность. Тревога была отменена. В ситуации разобрались военные метеорологи. Через несколько суток пришло сообщение с объяснениями. В верхних слоях атмосферы охлажденный воздух начал движение вниз, сформировав огромную воздушную линзу, преломившую свет от луны. Преломление объясняется разностью в плотности холодных и теплых воздушных масс. Изменения в атмосфере произошли в результате падения ступени запущенной ракеты, в которой оставалось топливо. Время запуска строго совпадало со временем, в которое наблюдалось странное явление.
Я нашел у себя пару таких вещей недавно. Потерянные фрагменты прошлого, в плохом качестве. Нужно быть с ними осторожнее. Некоторые вещи опасны.
Если сравнивать то, что помнишь и то, что на записях, можно найти несуществующих людей, события и даже целые места. Иногда я думаю, было ли это вообще со мной, или я сам все придумал а потом запомнил.
Некоторое время я жил на станции с другим человеком. Теперь я снова остался один. Я нахожу чужие вещи, которые были мне хорошо знакомы. Их здесь забыли. Я не предавал им никакого значения раньше. Теперь они связывают меня с прошлым. Понемногу я начинаю от них избавляться.
Смотрю в окно. Мой папа рассказал мне одну историю. Это случилось в 1974, на службе. Он нес дежурство в ночную смену. Шел по территории части. Тогда было полнолуние. Большая чистая луна. Сначала он заметил какое-то движение в небе. Сначала он не мог понять, что происходит. Потом застыл на месте, глядя на то, как быстро уменьшается луна, превращаясь в маленькую точку. Она стала такой маленькой, что он мог с трудом ее различить, а потом начала разрастаться игнорируя свои прежние размеры, заполняя собой небо. Он сказал, что думал ему кирдык, было похоже на испытание какого-то оружия. В следующий момент папа был уже на посту. О явлении было немедленно доложено. В ответ пришло сообщение, что в радиусе сотни километров не зафиксировано ничего, что могло бы представлять опасность. Тревога была отменена. В ситуации разобрались военные метеорологи. Через несколько суток пришло сообщение с объяснениями. В верхних слоях атмосферы охлажденный воздух начал движение вниз, сформировав огромную воздушную линзу, преломившую свет от луны. Преломление объясняется разностью в плотности холодных и теплых воздушных масс. Изменения в атмосфере произошли в результате падения ступени запущенной ракеты, в которой оставалось топливо. Время запуска строго совпадало со временем, в которое наблюдалось странное явление.
Мне холодно и хочется спать. Все время спать. Неделю солнца не было совсем. Я сижу на кухне, смотрю, как дымится чай. Мне нравится его терпкий вкус и запах. Слышу резкий шум. Сердце стало биться чаще. Я один в этом доме. Здесь никого нет. Снова слышу этот звук. Раздватричетыре пять я иду тебя искать. Медленно. Осторожно, чтобы не спугнуть.
Не хочу отвечать на телефонные звонки, не хочу отвечать на бесконечные письма. Все это не важно. Незачем. Я перезвоню - когда нибудь потом. Просто не слышал, как звонил мой телефон. Отвечу на письма. Но не сейчас. Я застрял здесь и все снова идет по кругу.
Вернуться бы на 10 лет назад. Затеряться среди многоэтажек. Смотреть на закат, как раньше. Но теперь все не так.
Собирать вещи и валить назад.
Ночью я проснулся от стука в окно. Я увидел там женщину. Она просила чтобы я открыл. Я ее впустил. Казалось, что она сильно замерзла и устала. Мы прошли на кухню, я предложил ей чаю, но она отказалась и осталась сидеть в кресле, замотавшись в верблюжье одеяло. Мы разговаривали с ней почти до утра. Потом я заснул. Когда я проснулся, ее уже не было.
Правда. Трудно понять, что правда, а что нет.
В коридоре я в оцепенении смотрю на то, как со стены с громким треском слазят обои. Я ничего не могу сделать. Они отклеиваются. Я смотрю как растет шов между ними. Слышу треск, тот самый звук, который заставил меня встать со стула. Смотрю, на грязный кусок штукатурки под листами пожелтевшей бумаги с простым узором.
Не хочу отвечать на телефонные звонки, не хочу отвечать на бесконечные письма. Все это не важно. Незачем. Я перезвоню - когда нибудь потом. Просто не слышал, как звонил мой телефон. Отвечу на письма. Но не сейчас. Я застрял здесь и все снова идет по кругу.
Вернуться бы на 10 лет назад. Затеряться среди многоэтажек. Смотреть на закат, как раньше. Но теперь все не так.
Собирать вещи и валить назад.
Ночью я проснулся от стука в окно. Я увидел там женщину. Она просила чтобы я открыл. Я ее впустил. Казалось, что она сильно замерзла и устала. Мы прошли на кухню, я предложил ей чаю, но она отказалась и осталась сидеть в кресле, замотавшись в верблюжье одеяло. Мы разговаривали с ней почти до утра. Потом я заснул. Когда я проснулся, ее уже не было.
Правда. Трудно понять, что правда, а что нет.
В коридоре я в оцепенении смотрю на то, как со стены с громким треском слазят обои. Я ничего не могу сделать. Они отклеиваются. Я смотрю как растет шов между ними. Слышу треск, тот самый звук, который заставил меня встать со стула. Смотрю, на грязный кусок штукатурки под листами пожелтевшей бумаги с простым узором.
вторник, 17 декабря 2013
Сегодня я видел кого-то на территории. Это случилось вечером, когда я осматривал оборудование. Где-то в четырехстах метрах от меня я заметил расплывчатый силуэт. Движения были резкими. Я решил, что это какое-то животное. Рассмотреть все мешало солнце. В сумерках я почти ничего не вижу, снег слепит. Я понял, что на меня тоже смотрят. Это был человек, я скорее почувствовал это, чем рассмотрел гостя. Мне стало не по себе. Я помахал рукой, привлекая внимание. Силуэт замер. Я позвал, что-то сказав, вроде «эй!». И услышал в ответ то же самое. Почти своим голосом. В интонации мне послышалась усмешка. Я почувствовал опасность, захотелось скорее бежать к дому, но я стоял, как вкопанный, боясь пошевелиться, глядя на гостя.
Фигура согнулась и погрузила руки под снег. Казалось, что она что-то ищет там на ощупь. Потом резким движением она распрямилась и отпрыгнула в сторону на пару метров, удалившись от меня, и огромными прыжками, поднимая в воздух снежную крошку, скрылась из виду.
Фигура согнулась и погрузила руки под снег. Казалось, что она что-то ищет там на ощупь. Потом резким движением она распрямилась и отпрыгнула в сторону на пару метров, удалившись от меня, и огромными прыжками, поднимая в воздух снежную крошку, скрылась из виду.
воскресенье, 01 декабря 2013
-Привет, ты так здорово выглядишь. Я давно тебя не видел. Такая аккуратная, тебе идет эта светлая блузка.
-Привет.
-Спасибо, что не на ВЫ. Я давно тебя не видел, как твои дела?
-Все хорошо. Прости, было трудно найти время. Я ненадолго, меня ждут.
-Я понимаю, прошло много времени, у тебя своя жизнь.
-Да…
-Мне тут нравится, я рад, что ты выбрала именно это место. Нравятся эти дома вокруг нас. И теплое солнце. Старые стены с потрескавшейся штукатуркой и мхом, в окружении высоких деревьев с золотыми кронами. Блестящие окна. Смотри, там кто-то развешивает сушиться белье на балконе. Дети во что-то играют. Здесь все завалено листьями. Куда ведет эта лестница?
-Пока не знаю, пойдем, спустимся…
-А еще тихо, нет привычного шума города. Приглушенные звуки, голоса людей, редкие машины, звук наших шагов… Подожди, давай побудем тут немного, я сяду прямо на ступеньки.
-Забавно смотреть на тебя сверху вниз. Ты скучаешь по мне?
-Да. Я хотел бы остаться с тобой.
-Ты не сможешь.
-Иди ко мне. Ты сильно изменилась. Я хотел бы быть похожим на тебя. Как тебе удалось все изменить?
-Ты стал меньше. В тебе почти ничего не осталось. Просто живи. Как тогда, до того. Помнишь? Ты был тогда совсем другим. Вспомни самого себя. Сможешь?
-Я не знаю как. Это ведь не ты. Ты совсем на нее не похожа. Ты все, что от нее осталось.
-Не говори так. Это обидно. Зачем я тебе? Как много я для тебя значу?
-Прости. В тебе очень много людей. Мне трудно. Все. Отделить. Ты очень хорошая. Я отдал тебе все, что во мне осталось. Наверное, по этому. Мне трудно справиться со своими мыслями. В них всегда лезут чувства.
-Пойдем…
-Мы держимся за руки… Здесь тоже красиво. И очень тихо. Все занимаются своими домашними делами, у всех все хорошо. Город вечной субботы. Похоже на какой-то речной порт, или набережную. Наверное, я просто люблю воду.
Все такое знакомое. Мне кажется, я тут был.
-Привет.
-Спасибо, что не на ВЫ. Я давно тебя не видел, как твои дела?
-Все хорошо. Прости, было трудно найти время. Я ненадолго, меня ждут.
-Я понимаю, прошло много времени, у тебя своя жизнь.
-Да…
-Мне тут нравится, я рад, что ты выбрала именно это место. Нравятся эти дома вокруг нас. И теплое солнце. Старые стены с потрескавшейся штукатуркой и мхом, в окружении высоких деревьев с золотыми кронами. Блестящие окна. Смотри, там кто-то развешивает сушиться белье на балконе. Дети во что-то играют. Здесь все завалено листьями. Куда ведет эта лестница?
-Пока не знаю, пойдем, спустимся…
-А еще тихо, нет привычного шума города. Приглушенные звуки, голоса людей, редкие машины, звук наших шагов… Подожди, давай побудем тут немного, я сяду прямо на ступеньки.
-Забавно смотреть на тебя сверху вниз. Ты скучаешь по мне?
-Да. Я хотел бы остаться с тобой.
-Ты не сможешь.
-Иди ко мне. Ты сильно изменилась. Я хотел бы быть похожим на тебя. Как тебе удалось все изменить?
-Ты стал меньше. В тебе почти ничего не осталось. Просто живи. Как тогда, до того. Помнишь? Ты был тогда совсем другим. Вспомни самого себя. Сможешь?
-Я не знаю как. Это ведь не ты. Ты совсем на нее не похожа. Ты все, что от нее осталось.
-Не говори так. Это обидно. Зачем я тебе? Как много я для тебя значу?
-Прости. В тебе очень много людей. Мне трудно. Все. Отделить. Ты очень хорошая. Я отдал тебе все, что во мне осталось. Наверное, по этому. Мне трудно справиться со своими мыслями. В них всегда лезут чувства.
-Пойдем…
-Мы держимся за руки… Здесь тоже красиво. И очень тихо. Все занимаются своими домашними делами, у всех все хорошо. Город вечной субботы. Похоже на какой-то речной порт, или набережную. Наверное, я просто люблю воду.
Все такое знакомое. Мне кажется, я тут был.
воскресенье, 29 сентября 2013
Я все еще не могу прийти в себя после того случая. Сегодня заканчивается моя смена, я еду в город. Его так и не нашли. Я делаю свою работу, но думаю совсем о другом. Автоматически. С постоянной тревогой вслушиваясь в статические помехи и шум. Бесконечные ливни, сонливость. Я от всего устал.
Маяк отключили через трое суток. Хоть кто-нибудь сейчас понимает, что мы просто не дали ему даже шанса? Просто похоронили заживо. Все ходили молча и лишний раз предпочитали об этом не заикаться.
Кое - что все-таки рассказывали. То, что это не первый раз, в этом я почти не сомневаюсь. Здесь был похожий случай, лет десять назад. Про тех, кто, побросав все, уходил в тайгу, говорят «получил приглашение». У человека едет крыша, и вроде бы это иначе никак не объяснишь. Один из пропавших, перед тем, как уйти счастливо говорил про какое-то выгодное предложение и приглашение и после этого случая пошло. Говорят, что то похожее было и с остальными. Не со всеми, нет. Но из этой истории и родилась сказка про приглашения. Про сами приглашения, правда, ничего конкретного я не узнал. Надеюсь, приглашают на что-нибудь хорошее и стоящее того, чтобы все брость.
Маяк отключили через трое суток. Хоть кто-нибудь сейчас понимает, что мы просто не дали ему даже шанса? Просто похоронили заживо. Все ходили молча и лишний раз предпочитали об этом не заикаться.
Кое - что все-таки рассказывали. То, что это не первый раз, в этом я почти не сомневаюсь. Здесь был похожий случай, лет десять назад. Про тех, кто, побросав все, уходил в тайгу, говорят «получил приглашение». У человека едет крыша, и вроде бы это иначе никак не объяснишь. Один из пропавших, перед тем, как уйти счастливо говорил про какое-то выгодное предложение и приглашение и после этого случая пошло. Говорят, что то похожее было и с остальными. Не со всеми, нет. Но из этой истории и родилась сказка про приглашения. Про сами приглашения, правда, ничего конкретного я не узнал. Надеюсь, приглашают на что-нибудь хорошее и стоящее того, чтобы все брость.
понедельник, 16 сентября 2013
Ладно бы просто узел из строя вышел. Пропал человек в тайге. Все выходные пришлось работать. Только вернулся. Настроение гадкое. Все бросились на поиски. Мужик нес вахту два дня назад на радиоузле. Потом пропала связь. Через час со складов звонят и говорят, что человек пропал. Меня отправляют разбираться с журналами, записями и оборудованием. Чтобы разобрался, что случилось. Аким довез. Сказал, что вряд ли найдут уже.
На станции царил хаос. Бумаги и графики были раскиданы по столу, все даты перепутаны, грязь на полу, какая то одежда, скомканная на облезшем диване. Едкий запах сигарет, на кухне открытые ящики, полная банка окурков и недопитый чай.
Мне было не по себе, когда я остался здесь один. Я думал, почему я здесь, разбираюсь с журналами, техникой и записями, а не на поисках. Как весь этот бардак на станции может быть важнее человека. Мне было стыдно перед ним, хотя я даже его не знал.
Все оборудование было в порядке. Из ресиверов были выдернуты провода, на передатчике была включена жужжалка. Узел перевели в режим радиомаяка. Станция ничего не принимала, но передавала один и тот же повторяющий сигнал на выделенной частоте. Как радиомаяк. Сначала я хотел перевести узел в нормальный режим, но не стал ничего трогать. Нашел журнал. Перечитал, не нашел ничего интересного. Сверка точного времени, перевод в режим вещания, настройка частоты, ТО, ТЛГ… все как должно быть. За последние три часа записи отсутствовали. Я посмотрел на катушки с лентой. Лента был отмотана назад на 5 часов. Ленту никто никогда не отматывает. Я поставил на воспроизведение, немного отмотав назад. Сначала шел хороший сигнал, без помех, все как и должно быть. Потом щелчки и минута тишины. Собрал разбросанные вокруг листы, пошел на кухню.
Я провел здесь сутки, но ничего не понял. Выходило так, что все шло хорошо, но потом был какой-то сигнал, потом мужик исчезает. Собирает какие-то вещи, зачем-то ставит жужжалку и уходит со станции. Мне кажется, что он сделал это специально, чтобы найти дорогу назад. Меня поддержали и маяк не выключат, пока не окончатся поиски.
Не спал двое суток. Ложусь
На станции царил хаос. Бумаги и графики были раскиданы по столу, все даты перепутаны, грязь на полу, какая то одежда, скомканная на облезшем диване. Едкий запах сигарет, на кухне открытые ящики, полная банка окурков и недопитый чай.
Мне было не по себе, когда я остался здесь один. Я думал, почему я здесь, разбираюсь с журналами, техникой и записями, а не на поисках. Как весь этот бардак на станции может быть важнее человека. Мне было стыдно перед ним, хотя я даже его не знал.
Все оборудование было в порядке. Из ресиверов были выдернуты провода, на передатчике была включена жужжалка. Узел перевели в режим радиомаяка. Станция ничего не принимала, но передавала один и тот же повторяющий сигнал на выделенной частоте. Как радиомаяк. Сначала я хотел перевести узел в нормальный режим, но не стал ничего трогать. Нашел журнал. Перечитал, не нашел ничего интересного. Сверка точного времени, перевод в режим вещания, настройка частоты, ТО, ТЛГ… все как должно быть. За последние три часа записи отсутствовали. Я посмотрел на катушки с лентой. Лента был отмотана назад на 5 часов. Ленту никто никогда не отматывает. Я поставил на воспроизведение, немного отмотав назад. Сначала шел хороший сигнал, без помех, все как и должно быть. Потом щелчки и минута тишины. Собрал разбросанные вокруг листы, пошел на кухню.
Я провел здесь сутки, но ничего не понял. Выходило так, что все шло хорошо, но потом был какой-то сигнал, потом мужик исчезает. Собирает какие-то вещи, зачем-то ставит жужжалку и уходит со станции. Мне кажется, что он сделал это специально, чтобы найти дорогу назад. Меня поддержали и маяк не выключат, пока не окончатся поиски.
Не спал двое суток. Ложусь
четверг, 12 сентября 2013
Достал катушку проволоки, снял бумагу, отмотал несколько метров, очистил от масла брезентовой тряпкой и примотал между труб на кухне. На проволоке сушатся грибы. Сейчас их так много, что я об них просто спотыкаюсь, когда выхожу из дома. На другой стене развесил между ящиков сушиться разные травы, как показывал однажды Илья. Зимой будет чем заварить чай. Их запах напоминает мне о лете, которое было очень коротким в этом году. За окном что-то непонятное, но очень сырое и противное. С конца лета я делю станцию еще с одним человеком. Мы работаем в разные смены, меняемся в основном через неделю или полторы. Так стало намного проще.
Хотя, мне все равно кажется, что ничего вообще не меняется, страшно подумать, что я к этому привык. Каждый день на вахте похож на все остальные. Проходит под шорох статических помех и шум дождя за окном. Километры пленок с записями, треск и пощелкивание реле, шум на свободных частотах, незнакомые мне голоса. Все это как будто бы растворяет в себе. Это все равно, что смотреть на другой мир через замочную скважину.
Час назад потеряли связь с соседней станцией. В сорока километрах от моей. Может быть, просто неполадки с оборудованием, я не знаю. Она находится чуть северней, на территории со складами. Там работают, по крайней мере, два десятка человек, часть из них военные. Ничего, думаю, скоро починят.
Хотя, мне все равно кажется, что ничего вообще не меняется, страшно подумать, что я к этому привык. Каждый день на вахте похож на все остальные. Проходит под шорох статических помех и шум дождя за окном. Километры пленок с записями, треск и пощелкивание реле, шум на свободных частотах, незнакомые мне голоса. Все это как будто бы растворяет в себе. Это все равно, что смотреть на другой мир через замочную скважину.
Час назад потеряли связь с соседней станцией. В сорока километрах от моей. Может быть, просто неполадки с оборудованием, я не знаю. Она находится чуть северней, на территории со складами. Там работают, по крайней мере, два десятка человек, часть из них военные. Ничего, думаю, скоро починят.
воскресенье, 24 марта 2013
У меня в доме завелись муравьи. Вчера вечером заметил, как три маленьких козявки тащили у меня со стола засохшие крошки от печенья. Я провел целый вечер, наблюдая за ними. Потом маленькие оранжевые муравьи начали попадаться мне везде. Я нашел их в ящиках, на стенах, они ползали по потолку, ковырялись в приборах, ползали по столу. Думаю, что с ними сделать и откуда они вообще могли тут взяться. Это настоящее бедствие. Так наверняка подумал бы нормальный человек. Но, кажется, они мне нравятся. Думаю, попробовать поискать их главный дом. Должен же быть где-то муравейник, раз есть муравьи. Пока прячу сахар и стараюсь лишний раз не сорить. Хотя и не понимаю, зачем. Едят они не много, за собой убирают, ничего не пачкают. Любят Моцарта, точно не уверен, но кажется, любят. Пусть будут.
суббота, 09 марта 2013
Мне дали несколько дней отгула на работе, я сказал, что хочу увидеть море. Егерь подвез к рыбацкому поселку на берегу. Заселили меня на пару дней в одном из домов на территории лодочной станции. Хозяйка согласилась сдать мне комнату на втором этаже эллинга, пустовавшего зимой.
Обледеневший берег моря, покрытый торосами, вмерзшие в лед суда (скорее всего уже не на плаву), опустелые постройки вдоль береговой линии, разоренные лодочные станции и маяк, на который я набрел в первый день. Даже зимой море казалось живым, мне казалось, что я слышу, как под слоем льда оно дышит. Это очень странное ощущение. Чувствовать под ногами море. Осознавать его размеры. Мне хотелось пройтись по льду. Дальше от берега. Ветер гнал по его поверхности снежную крошку, ботинки скользили.
Почти километр вдоль колеи, оставленной грузовиками, заменявшими зимой суда. Впереди на неизменном расстоянии виднелась полоска горизонта, за который плавно уходили облака. Лед и искрящийся на нем снег. Так тихо. Бесконечная полоска впереди, все такая же далекая, сколько бы я не шел. Это глупо, я знаю. Я знаю, что там за ней есть берег.
На какое-то время появилось ощущение свободы. Выбрать точку на горизонте и пройти до нее по прямой, не встречая на своем пути никаких препятствий, самым быстрым и коротким путем. По этому идеально ровному и гладкому льду. Я стоял и улыбался как идиот, от этой мысли. Но не долго. Я не смог сделать дальше ни одного шага и стоял как прикованный. Не знаю, куда идти.
Я обернулся назад. Вдалеке стояли мирные, засыпанные снегом дома в поселке, виднелись огромные нелепые сугробы заметенных судов, вытащенных на берег. Дым из труб, столбы и линии электропередач, идущих вдоль берега и темная полоса леса. Вернулся к берегу, с ощущением, что упустил свой шанс.
Нет смысла здороваться с теми, кто приходит без стука.
Обледеневший берег моря, покрытый торосами, вмерзшие в лед суда (скорее всего уже не на плаву), опустелые постройки вдоль береговой линии, разоренные лодочные станции и маяк, на который я набрел в первый день. Даже зимой море казалось живым, мне казалось, что я слышу, как под слоем льда оно дышит. Это очень странное ощущение. Чувствовать под ногами море. Осознавать его размеры. Мне хотелось пройтись по льду. Дальше от берега. Ветер гнал по его поверхности снежную крошку, ботинки скользили.
Почти километр вдоль колеи, оставленной грузовиками, заменявшими зимой суда. Впереди на неизменном расстоянии виднелась полоска горизонта, за который плавно уходили облака. Лед и искрящийся на нем снег. Так тихо. Бесконечная полоска впереди, все такая же далекая, сколько бы я не шел. Это глупо, я знаю. Я знаю, что там за ней есть берег.
На какое-то время появилось ощущение свободы. Выбрать точку на горизонте и пройти до нее по прямой, не встречая на своем пути никаких препятствий, самым быстрым и коротким путем. По этому идеально ровному и гладкому льду. Я стоял и улыбался как идиот, от этой мысли. Но не долго. Я не смог сделать дальше ни одного шага и стоял как прикованный. Не знаю, куда идти.
Я обернулся назад. Вдалеке стояли мирные, засыпанные снегом дома в поселке, виднелись огромные нелепые сугробы заметенных судов, вытащенных на берег. Дым из труб, столбы и линии электропередач, идущих вдоль берега и темная полоса леса. Вернулся к берегу, с ощущением, что упустил свой шанс.
Нет смысла здороваться с теми, кто приходит без стука.
воскресенье, 10 февраля 2013
Тыкывак — это когда сильная стужа и от нее земля трескается.
Вечером перед закатом над станцией появились вороны. Что-то их спугнуло. Они перебрались ко мне на из леса, пытаясь найти себе место на проводах и крыше. Егерь однажды рассказывал про ворона, проглотившего солнце. Может быть, так и было. Мне нравится этот край. Может быть дело даже не в этом. Мне нравится то, что со мной происходит.
Не хочется назад. Прошлое кажется неестественным. Люди кажутся какими-то ненастоящими. Трудно верить им, когда я их так хорошо знаю, не хочу с ними жить, не хочу. Их как будто съели изнутри, остались только знакомые лица. Келе. Почти как люди. Что я буду делать дальше, когда кончится моя вахта? Меня уже ждут.
Кажется, опять куда-нибудь сбегу. Бег-это движение. Движение-это жизнь.
Два дня назад заходил Аким. Рассказал ему, что на душе. Он спросил, был ли я на берегу. В сотне с небольшим километров от моей станции находился берег моря, сейчас оно покрыто льдами. Я ответил, что не знаю, как туда добраться без вездехода, но старик покачал головой. Сказал, что может быть, что-нибудь придумает.
Вечером перед закатом над станцией появились вороны. Что-то их спугнуло. Они перебрались ко мне на из леса, пытаясь найти себе место на проводах и крыше. Егерь однажды рассказывал про ворона, проглотившего солнце. Может быть, так и было. Мне нравится этот край. Может быть дело даже не в этом. Мне нравится то, что со мной происходит.
Не хочется назад. Прошлое кажется неестественным. Люди кажутся какими-то ненастоящими. Трудно верить им, когда я их так хорошо знаю, не хочу с ними жить, не хочу. Их как будто съели изнутри, остались только знакомые лица. Келе. Почти как люди. Что я буду делать дальше, когда кончится моя вахта? Меня уже ждут.
Кажется, опять куда-нибудь сбегу. Бег-это движение. Движение-это жизнь.
Два дня назад заходил Аким. Рассказал ему, что на душе. Он спросил, был ли я на берегу. В сотне с небольшим километров от моей станции находился берег моря, сейчас оно покрыто льдами. Я ответил, что не знаю, как туда добраться без вездехода, но старик покачал головой. Сказал, что может быть, что-нибудь придумает.
вторник, 22 января 2013
На кухне едва уловимо пахнет медом и сигаретами. Не хочу туда заходить. Мне кажется, там все еще пахнет. Над столом висит дурацкий оранжевый абажур. Мед и сигареты, может быть, мне просто кажется. После того, как я вернулся.
Опять чай. Опять усталость и холод. Опять разглядываю окно, Все такое знакомое, уже привычное. Снег. Где-то за ним город. Города. Все как один. Всегда можно вернуться. Иногда мне хочется вернуться в один их них. Но я не смогу. Я вообще не уверен, что этот город есть. Наверное, я его просто придумал.
Сегодня ночью опять спал плохо. Может быть, просто нервы. Я просыпаюсь, не успев заснуть. Мне кажется, что я просыпаюсь до того как что-либо загремит или хлопнет. Просыпаюсь и думаю, все тихо, чего проснулся? И тут что-нибудь случается. То лист железа, то еще что-то.
А еще я хотел бы быть островом. Тогда мои мысли бы бегали зверями по земле и птицами летали в небе, на меня бы падал дождь, били волны. Мне кажется, это здорово.
Опять чай. Опять усталость и холод. Опять разглядываю окно, Все такое знакомое, уже привычное. Снег. Где-то за ним город. Города. Все как один. Всегда можно вернуться. Иногда мне хочется вернуться в один их них. Но я не смогу. Я вообще не уверен, что этот город есть. Наверное, я его просто придумал.
Сегодня ночью опять спал плохо. Может быть, просто нервы. Я просыпаюсь, не успев заснуть. Мне кажется, что я просыпаюсь до того как что-либо загремит или хлопнет. Просыпаюсь и думаю, все тихо, чего проснулся? И тут что-нибудь случается. То лист железа, то еще что-то.
А еще я хотел бы быть островом. Тогда мои мысли бы бегали зверями по земле и птицами летали в небе, на меня бы падал дождь, били волны. Мне кажется, это здорово.
вторник, 15 января 2013
Так, наконец, все закончил.
Перо нашел в подсобке, вчера чистил двор. Никаких оленей не было. Может, уже прошли где-то в стороне. Все по-помаленьку начали возвращаться на рабочие места. Переговоры, новые расчеты, новые записи. Как обычно, в конце недели кто-нибудь зайдет кинуть продуктов. Может быть в следующем месяце на время приедут геологи, им что-то нужно в этом районе. Кажется, что я простыл. Почему-то не догадался купить меда.
Перо нашел в подсобке, вчера чистил двор. Никаких оленей не было. Может, уже прошли где-то в стороне. Все по-помаленьку начали возвращаться на рабочие места. Переговоры, новые расчеты, новые записи. Как обычно, в конце недели кто-нибудь зайдет кинуть продуктов. Может быть в следующем месяце на время приедут геологи, им что-то нужно в этом районе. Кажется, что я простыл. Почему-то не догадался купить меда.
Вечером встретились в «Мечте». С Людой пришли еще пара человек с работы. Кафе располагалось толи на первом этаже кирпичной высотки, толи в подвале. Вход был выкрашен розовой краской. Внутри много людей, сильно накурено, фоном играло что-то вроде The Doors. Взяли по куску медового торта и кофе. Кто пил, кто тихонько-что-то рассказывал.
На следующий день я сделал набег на супермаркет, набил сумку сухарями и сушками, чаем, банками тушенки и сгущенки, гречкой, чем -то еще. прихватил пару бутылок коньяка и килограмм конфет (вдруг кто придет в гости) и остановился перед полкой с детскими красками и альбомами для рисования. Остальные продукты регулярно подвозят. Вечером еще раз заглянул в институт. Уезжать не хотелось.
На следующий вечер стоял на перроне, разглядывая небо над городом и зажав между ног огромную сумку. Там оно было черное, со звездами. Здесь светилось. Было как-то спокойно и приятно. Всегда можно вернуться.
В поезде скучно и пусто. Стало грустно, как это всегда бывает, когда уезжаешь. Кажется, я заснул, о чем-то думая. На полустанке уже ждал знакомый мне вездеход, я запрыгнул в кабину и мы поехали. Спрашивал, как мне город. Сказал, чтобы не тосковал, обещал на неделе заехать. Предупредил, что где-то в моем районе гонят стадо оленей. За окном опять начал падать снег. Ехали мы вдоль ЛЭПА, так что, заблудиться тут было бы сложно.
Доехали до станции. Мне пришлось поработать, дверь завалило. Мы обошли дом вокруг, я достал из сарая лопаты, залез через окно. Заметил, как петляли следы кота вокруг. (интересно, что ему там нужно) Аким (егерь) решил мне помочь расчистить вход.
Возникло дурацкое ощущение, что все как было, только не так. Плюнул и пошел ставить чайник. Вытряхнул из кружек засохшую заварку и предложил егерю остаться выпить чайка, перевести дух. Сидели мы в одежде и дышали паром в потолок, станция успела хорошенько простыть за то время, что меня не было. Я поделился своими мыслями на счет того, что в доме что-то изменилось и разложил сушек к чаю. Старик сказал, что может домовой, а может и еще кто. Дом пустой стоял, а где я видел, чтобы дома долго пустыми оставались? Я спросил, есть ли у него самого домовой. Он посмеялся, сказал, что есть. Помогает, иногда угли раздует, иногда пыль метет. Потом стал собираться, пожелал доброй ночи и пошел к вездеходу. Я проводил его, помахал рукой и вернулся домой. Разложил все по полкам на кухне, включил радио, принялся готовить. Заметил, что нет того пера из грузовика. Может я его куда-то сунул, я даже не помню, но кажется, валялось на кухне.
На следующий день я сделал набег на супермаркет, набил сумку сухарями и сушками, чаем, банками тушенки и сгущенки, гречкой, чем -то еще. прихватил пару бутылок коньяка и килограмм конфет (вдруг кто придет в гости) и остановился перед полкой с детскими красками и альбомами для рисования. Остальные продукты регулярно подвозят. Вечером еще раз заглянул в институт. Уезжать не хотелось.
На следующий вечер стоял на перроне, разглядывая небо над городом и зажав между ног огромную сумку. Там оно было черное, со звездами. Здесь светилось. Было как-то спокойно и приятно. Всегда можно вернуться.
В поезде скучно и пусто. Стало грустно, как это всегда бывает, когда уезжаешь. Кажется, я заснул, о чем-то думая. На полустанке уже ждал знакомый мне вездеход, я запрыгнул в кабину и мы поехали. Спрашивал, как мне город. Сказал, чтобы не тосковал, обещал на неделе заехать. Предупредил, что где-то в моем районе гонят стадо оленей. За окном опять начал падать снег. Ехали мы вдоль ЛЭПА, так что, заблудиться тут было бы сложно.
Доехали до станции. Мне пришлось поработать, дверь завалило. Мы обошли дом вокруг, я достал из сарая лопаты, залез через окно. Заметил, как петляли следы кота вокруг. (интересно, что ему там нужно) Аким (егерь) решил мне помочь расчистить вход.
Возникло дурацкое ощущение, что все как было, только не так. Плюнул и пошел ставить чайник. Вытряхнул из кружек засохшую заварку и предложил егерю остаться выпить чайка, перевести дух. Сидели мы в одежде и дышали паром в потолок, станция успела хорошенько простыть за то время, что меня не было. Я поделился своими мыслями на счет того, что в доме что-то изменилось и разложил сушек к чаю. Старик сказал, что может домовой, а может и еще кто. Дом пустой стоял, а где я видел, чтобы дома долго пустыми оставались? Я спросил, есть ли у него самого домовой. Он посмеялся, сказал, что есть. Помогает, иногда угли раздует, иногда пыль метет. Потом стал собираться, пожелал доброй ночи и пошел к вездеходу. Я проводил его, помахал рукой и вернулся домой. Разложил все по полкам на кухне, включил радио, принялся готовить. Заметил, что нет того пера из грузовика. Может я его куда-то сунул, я даже не помню, но кажется, валялось на кухне.
воскресенье, 13 января 2013
Во вторник сутра на связь вышел Влад, сказал, что всем отделом уходят в отпуск на неделю. Так что я побросал свои вещи в рюкзак. Под вечер, как и договаривались, на станцию подъехал вездеход. Еще раз прошелся по списку, проверил оборудование, а потом кинул вещи в кабину и мы двинули к городу. Вездеход вел егерь, Мы были уже знакомы. Жил он на севере долго, и как рассказывал, раньше ему приходилось работать бок о бок с коренными, еще при СССР. К местным повериям и традициям относился он очень серьезно. Сзади сидели двое из георазведки. Оба заросшие. От обоих сильно несло перегаром. Этих я не знал.
Мы познакомились, одного звали Александром, другой представился Иваном. Спрашивали про работу, чем я занимаюсь, как шли дела, интересовались, что тут происходит. Жаловались на перепады электричества и отключения, говорили, что сломали бур. Невдалеке от того места, где брали пробы грунта нашли несколько брошеных чумов и два лабаза для мяса. Стояли они там видно давно, железные прутья, что были опорами прогнили и искривились, а шкуры прогнили и провалились внутрь. Рядом из снега торчали обломки нарт. В лабазах видели кости оленей. Шесть или семь тушь. Геологи считали, что оленей зарубили из-за какой-то болезни, чтобы спасти остальное стадо и бросили стоянку, чтобы скорее покинуть чумное место.
Егерь качал головой, слушая про брошеные чумы, а потом рассказал чукотскую сказку про ребенка-келе. Келе, так называли то, что ело души. В стаде одного оленевода появился мальчишка, выпавший из уха оленя. Оленевод подобрал его и отнес к дому, где велел его накормить. Ребенок рос очень быстро, все время плакал и просил еды. Однажды, когда оленевод пас стадо, услышал он громкий плачь со стороны деревни. Тогда он вернулся. Ни деревни ни людей он не нашел, все съел ребенок. Он сидел и требовал еды. Оленевод принялся убивать своих оленей, одного за другим чтобы накормить его. Так зарубил все стадо, но ребенок все хотел есть, а потом погнался за самим оленеводом. Оленевод был очень ловким и быстрым, келе не мог догнать его четыре дня. Его спасли волки, спрятав от духа в расщелине скалы. Они потеряли половину стаи, растерзали келе и велели оленеводу уходить. Он ушел, как они и велели и вскоре сам стал волком, очень быстрым и сильным. Тогда вернулся он в стаю и стал жить с ними. Они приняли его и выбрали своим вожаком.
Так доехали до полустанка, там нас подобрал поезд. Геологи куда-то ненадолго пропали, потом вернулись с пакетом, в котором позвякивало что-то стеклянное, а сверху торчало что-то завернутое в газету. Договорились с проводником, и разместились в плаце. Где-то два часа с небольшим до города. Ехали, глядя по в окно на боковых. Александр и Иван - домой. Александр из Тулы, Иван из Уфы. Оба учились в Москве в геологическом. Александра ждала дома маленькая дочурка и жена, не видел их уже четыре месяца. Он клялся, что больше в георазведку ни ногой, рассказывал про город. Грязь да разруха, никому не нужно все. Иван свой город не любил, жил в Москве на съемной с тремя друзьями. Рассказал, что один из них оканчивал академию, прекрасно рисовал и но нигде не мог найти себе подходящей работы, и жил рисуя скучные баннеры и сайты, объединяя усилия с двумя другими квартирантами. Они айтишники, оба работают в одной и той же шараге, что-то связанное с хостингом.
Я с ними распрощался и вышел на перроне, геологи ехали дальше, до Москвы. Чужой, почти незнакомый мне город. Наши корпуса в центре, включая коммуналку. По прямой главной дороге. Праздники. Все тихо, на улице никого нет. Мимо проехал пустой автобус. Не хотелось ехать в транспорте. Просто шел пешком. Город как город. Фонари, рекламные щиты, почти нет машин и людей, но теплый свет в окнах панельных домов и снег. Падал, кружился в свете огней, заваливал проезжую часть, тротуар, скрипел под подошвами ботинок. Корявые деревья, мусорки, выглядывающие из под снега, многоэтажки, пара магазинов с грязными витринами на первых этажах, какие-то кафе с вывесками, нарисованными красками на фанере, что-то похожее на галерею, площадь с заснеженным Лениным (или нет), небольшие забегаловки, больше похожие на киоски. Зашел в одну из них и взял пачку чая, макароны, пол буханки белого и тушенку. Похоже на другие города. Я ожидал, что мне не понравится здесь. Но мне нравилось.
Двери коммуналки открыла пожилая женщина в телогрейке. Она оказалась комендантом, звали ее Марья Петровна. Помогла мне отряхнуться и показала комнату. О моем приезде ее предупредили. Выдала мне белье и сказала, что спать могу в одежде, если будет холодно.
Моя комната на третьем этаже. Туда ведет квадратная лестница, поднимающаяся по спирали. Ступеньки стерты, между пролетами остался кафель коричневого цвета и все пропахло табаком. Потолки на третьем были ниже, этаж был достроен позже. В коридоре темно, вдоль по стенам проложены газовые трубы, почерневшие от жира и пыли. Пол деревянный, у дверей разные картонные коробки, шкафы, холодильник, бельевые веревки с сохнущими вещами. В самой комнате диван, кресло, стол и умывальник.
Около одиннадцати часов я поел, выпил чая (с синим слоном на желтом фоне) и пошел спать. На следующий день зашел навестить своих коллег, получить зарплату. На праздники все почти было закрыто, по этому почти весь день я провел в главном корпусе института. Угощали пирогами, остатками салата и свежезаваренным кофе и выдохшимся шампанским. Кофе варила Люда, она работала аналитиком и делала сводки по всем полученным данным. Она мне понравилась. Под вечер мы взяли ключи с вахты, прихватили что осталось от шампанского и поднялись в актовый зал на последнем этаже, так как ей он чем-то нравился.
Здесь было холодно. Окна выходил на запад и был освещен вечерним солнцем. Старые сиденья образовывали хаотичные ряды, в противоположном конце стояла сцена с коричневыми занавесками. Она что-то играла, а я стоял у окна и слушал. Потом она сказала, что замерзает и мы вернулись назад.
Мне рассказали, что в по близости в городе есть оранжерея в парке, кафе „Мечта“, неплохой атмосферный китайский ресторанчик, большой супермаркет, два кинотеатра и библиотека. Честно сказали, что не знают, в каком режиме они все работают по праздникам и предложили зайти в Мечту в четверг. Сказали, что должно понравится.
Следующий день я отсыпался, познакомился со своими соседями из коммуналки, дошел до супермаркета и пытался дозвониться до института, но трубку никто не брал. Интернета тут не было, я не мог придумать чем себя занять. На улицу тоже не хотелось. Слишком холодно. На общей кухне опять встретился с соседями. Два мужика играли в карты, рядом стоял приемник настроенный на Маяк. Я присоединился к ним. Просидел с ними где-то с полтора часа, оба несли какую-то чушь, комментировали сводки новостей, иногда прерывались на то, чтобы дунуть. Один был слесарем, другой электриком
На следующий день дошел до оранжереи. Почему-то думал что оранжереи это скучно. Решил все-таки сходить. Вечером договорился встретится с Людой в „Мечте“. Прошелся по заснеженному парку, пока не уперся в бетонное здание. Оранжерея вызвала смутные воспоминания из детства, когда я был маленький, мы ходили с мамой в похожее место. Там росли какие-то большие лианы, странные цветы, под потолком висели гигантские лампы дневного света. Воздух был теплый и влажный, пропитанный различными цветочными ароматами. Все вместе напоминало мед. На стенах были развешаны различные таблицы с изображением соцветий и классификацией видов. Кое где держались таблички с надписями, которые мне ни о чем не говорили. Были какие-то мхи, вьюнки, папоротники, вишня, яблоня, еще какие-то растения. Все аккуратно засажено и выстрижено. Напоследок показали огромную теплицу, где выращивали цветы. Это был основной способ заработка всей оранжереи.
Мы познакомились, одного звали Александром, другой представился Иваном. Спрашивали про работу, чем я занимаюсь, как шли дела, интересовались, что тут происходит. Жаловались на перепады электричества и отключения, говорили, что сломали бур. Невдалеке от того места, где брали пробы грунта нашли несколько брошеных чумов и два лабаза для мяса. Стояли они там видно давно, железные прутья, что были опорами прогнили и искривились, а шкуры прогнили и провалились внутрь. Рядом из снега торчали обломки нарт. В лабазах видели кости оленей. Шесть или семь тушь. Геологи считали, что оленей зарубили из-за какой-то болезни, чтобы спасти остальное стадо и бросили стоянку, чтобы скорее покинуть чумное место.
Егерь качал головой, слушая про брошеные чумы, а потом рассказал чукотскую сказку про ребенка-келе. Келе, так называли то, что ело души. В стаде одного оленевода появился мальчишка, выпавший из уха оленя. Оленевод подобрал его и отнес к дому, где велел его накормить. Ребенок рос очень быстро, все время плакал и просил еды. Однажды, когда оленевод пас стадо, услышал он громкий плачь со стороны деревни. Тогда он вернулся. Ни деревни ни людей он не нашел, все съел ребенок. Он сидел и требовал еды. Оленевод принялся убивать своих оленей, одного за другим чтобы накормить его. Так зарубил все стадо, но ребенок все хотел есть, а потом погнался за самим оленеводом. Оленевод был очень ловким и быстрым, келе не мог догнать его четыре дня. Его спасли волки, спрятав от духа в расщелине скалы. Они потеряли половину стаи, растерзали келе и велели оленеводу уходить. Он ушел, как они и велели и вскоре сам стал волком, очень быстрым и сильным. Тогда вернулся он в стаю и стал жить с ними. Они приняли его и выбрали своим вожаком.
Так доехали до полустанка, там нас подобрал поезд. Геологи куда-то ненадолго пропали, потом вернулись с пакетом, в котором позвякивало что-то стеклянное, а сверху торчало что-то завернутое в газету. Договорились с проводником, и разместились в плаце. Где-то два часа с небольшим до города. Ехали, глядя по в окно на боковых. Александр и Иван - домой. Александр из Тулы, Иван из Уфы. Оба учились в Москве в геологическом. Александра ждала дома маленькая дочурка и жена, не видел их уже четыре месяца. Он клялся, что больше в георазведку ни ногой, рассказывал про город. Грязь да разруха, никому не нужно все. Иван свой город не любил, жил в Москве на съемной с тремя друзьями. Рассказал, что один из них оканчивал академию, прекрасно рисовал и но нигде не мог найти себе подходящей работы, и жил рисуя скучные баннеры и сайты, объединяя усилия с двумя другими квартирантами. Они айтишники, оба работают в одной и той же шараге, что-то связанное с хостингом.
Я с ними распрощался и вышел на перроне, геологи ехали дальше, до Москвы. Чужой, почти незнакомый мне город. Наши корпуса в центре, включая коммуналку. По прямой главной дороге. Праздники. Все тихо, на улице никого нет. Мимо проехал пустой автобус. Не хотелось ехать в транспорте. Просто шел пешком. Город как город. Фонари, рекламные щиты, почти нет машин и людей, но теплый свет в окнах панельных домов и снег. Падал, кружился в свете огней, заваливал проезжую часть, тротуар, скрипел под подошвами ботинок. Корявые деревья, мусорки, выглядывающие из под снега, многоэтажки, пара магазинов с грязными витринами на первых этажах, какие-то кафе с вывесками, нарисованными красками на фанере, что-то похожее на галерею, площадь с заснеженным Лениным (или нет), небольшие забегаловки, больше похожие на киоски. Зашел в одну из них и взял пачку чая, макароны, пол буханки белого и тушенку. Похоже на другие города. Я ожидал, что мне не понравится здесь. Но мне нравилось.
Двери коммуналки открыла пожилая женщина в телогрейке. Она оказалась комендантом, звали ее Марья Петровна. Помогла мне отряхнуться и показала комнату. О моем приезде ее предупредили. Выдала мне белье и сказала, что спать могу в одежде, если будет холодно.
Моя комната на третьем этаже. Туда ведет квадратная лестница, поднимающаяся по спирали. Ступеньки стерты, между пролетами остался кафель коричневого цвета и все пропахло табаком. Потолки на третьем были ниже, этаж был достроен позже. В коридоре темно, вдоль по стенам проложены газовые трубы, почерневшие от жира и пыли. Пол деревянный, у дверей разные картонные коробки, шкафы, холодильник, бельевые веревки с сохнущими вещами. В самой комнате диван, кресло, стол и умывальник.
Около одиннадцати часов я поел, выпил чая (с синим слоном на желтом фоне) и пошел спать. На следующий день зашел навестить своих коллег, получить зарплату. На праздники все почти было закрыто, по этому почти весь день я провел в главном корпусе института. Угощали пирогами, остатками салата и свежезаваренным кофе и выдохшимся шампанским. Кофе варила Люда, она работала аналитиком и делала сводки по всем полученным данным. Она мне понравилась. Под вечер мы взяли ключи с вахты, прихватили что осталось от шампанского и поднялись в актовый зал на последнем этаже, так как ей он чем-то нравился.
Здесь было холодно. Окна выходил на запад и был освещен вечерним солнцем. Старые сиденья образовывали хаотичные ряды, в противоположном конце стояла сцена с коричневыми занавесками. Она что-то играла, а я стоял у окна и слушал. Потом она сказала, что замерзает и мы вернулись назад.
Мне рассказали, что в по близости в городе есть оранжерея в парке, кафе „Мечта“, неплохой атмосферный китайский ресторанчик, большой супермаркет, два кинотеатра и библиотека. Честно сказали, что не знают, в каком режиме они все работают по праздникам и предложили зайти в Мечту в четверг. Сказали, что должно понравится.
Следующий день я отсыпался, познакомился со своими соседями из коммуналки, дошел до супермаркета и пытался дозвониться до института, но трубку никто не брал. Интернета тут не было, я не мог придумать чем себя занять. На улицу тоже не хотелось. Слишком холодно. На общей кухне опять встретился с соседями. Два мужика играли в карты, рядом стоял приемник настроенный на Маяк. Я присоединился к ним. Просидел с ними где-то с полтора часа, оба несли какую-то чушь, комментировали сводки новостей, иногда прерывались на то, чтобы дунуть. Один был слесарем, другой электриком
На следующий день дошел до оранжереи. Почему-то думал что оранжереи это скучно. Решил все-таки сходить. Вечером договорился встретится с Людой в „Мечте“. Прошелся по заснеженному парку, пока не уперся в бетонное здание. Оранжерея вызвала смутные воспоминания из детства, когда я был маленький, мы ходили с мамой в похожее место. Там росли какие-то большие лианы, странные цветы, под потолком висели гигантские лампы дневного света. Воздух был теплый и влажный, пропитанный различными цветочными ароматами. Все вместе напоминало мед. На стенах были развешаны различные таблицы с изображением соцветий и классификацией видов. Кое где держались таблички с надписями, которые мне ни о чем не говорили. Были какие-то мхи, вьюнки, папоротники, вишня, яблоня, еще какие-то растения. Все аккуратно засажено и выстрижено. Напоследок показали огромную теплицу, где выращивали цветы. Это был основной способ заработка всей оранжереи.
понедельник, 31 декабря 2012
Накрыл стол. То есть, расстелил газетку на столе. Отварил картошку в мундире, начистил селедку, отрезал пару ломтей ржаного, черствого уже, поставил греться чайник и достал местный спирт. и квашеной капусты. Оставил рыбы кусок на улице коту.
На антеннах горят красные огни, за окном лунный свет. Тихо все, как в сказке. В следующем году кончается моя смена. Скоро в город, на неделю или две, потом назад, к работе. И все обязательно получится. Скоро вернусь.
На антеннах горят красные огни, за окном лунный свет. Тихо все, как в сказке. В следующем году кончается моя смена. Скоро в город, на неделю или две, потом назад, к работе. И все обязательно получится. Скоро вернусь.